©
1
Последние несколько лет на различных платформах то и дело появляются материалы о Мюнхенском сговоре. Сегодня обстоятельства расчленения Чехословакии известны в своих деталях не только историкам и гуманитариям, но и представителям нового класса информационной эры - специалистам во всех областях.
Почти все такие материалы, независимо от авторства, содержат либо прямую, либо косвенную критику западных держав. Это хорошо резонирует с современным контекстом, поскольку наследники тех, кто ответственен за Мюнхенский сговор, за три года войны показали себя не только с лучшей, но и с худшей стороны, в детали чего не стоит вдаваться не только потому, что это не вполне благородно, а и в связи с тем, что тема этой статьи - совершеннно другая, с другого берега проблемы, и просмастривается она уже в том, что в качестве заглавного фото для данного материла выбран негатив снимка Томаша Масарика - первого президента Чехословакии.
Представить данного персонажа истории в темном свете - задача не из легких. Кроме скульптурной красоты, этот человек имел такую биографию, что при любом на нее взгляде итог практически всегда одинаков: Масарик если не прекрасен, то как минимум интересен при взгляде с любого из полюсов, и в инфорамционном поле утвердился однозначно позитивный вгляд на этого человека. Тем не менее в современном контексте - контексте, когда некоторые исторические обстоятельства повторяются едва ли не с анекдотическим сходством с событиями 1938 года, - есть смысл вспомнить кое-что о Масарике из того, что чаще всего не принято вспоминать.
2
Блажен стократ, хто не стулив очей
І йшов вночі все вище й далі...
Хто, як великий Мойсей,
Приніс народові скрижалі.
Блажен народ, що зрозумів
Слова й думки свого пророка […]
Украинский поэт Олександр Олесь, посвятивший эти строки Масарику, под народом, вероятнее всего, понимал народ современной ему Чехословакии - чехословаков. Сегодня принято считать, что это два разных народа, а конструкция «чехословакизма» - отжившая свое искусственная модель. Сами чехи иногда и сегодня считают, что «концепція чехословакізму була найуспішнішою концепцією визволення чехів на чеських землях і словаків у Словаччині від їхнього нерівноправного становища в Австро-Угорській монархії, заснованою на ідеї Коллара і Палацького про єдність чехів і словаків», однако еще социалистическая Чехословакия отказалась от этого симбиоза: согласно Конституции 1960 года, эту страну составляют две равноправные социалистические республики (в стране Масарика, в свою очередь, была одна национальность - чехословак, это было также закреплено на конституционном уровне).
Если под народом Масарика понимать чехов - все-таки у Чехии в этом дуэте была первая роль, - то наш герой имел к этому народу очень условное отношение. Масарик родился в 1850 году в семье Йозефа Масарика (словака из Копчан, села в венгерской части империи) и Терезы Кропачковой (эта женщина была родом из чешско-немецкой семьи из Густопече в Моравии). “Гадаю, що по крові я чистий словак, без жадної мадярської або німецької домішки, хоч мати змолоду краще говорила по-німецькі, ніж по-чеськи...”, вспоминал Масарик в 1917 году. То же самое можно сказать и о самом Масарике: чешский язык ему приходилось специально изучать, и его первые публикации на этом языке вызывали справедливые нарекания: автор не владел им настолько хорошо, чтобы браться за те сложные темы, которые затрагивал. Да, собственно, он же сам и называет себя словаком. Так ли это в действительности? Этот вопрос можно было бы не задавать, если бы не набирающая обороты скандальная история.
ВВС в своем репортаже за 2016 год пишет об этом так: «Во-первых, говорившая по-немецки Тереза была на 10 лет старше своего мужа, неграмотного словацкого кучера. Она также была из более высокого сословия.
Создавалось впечатление, что с самых ранних лет у Томаша - мальчика из бедной моравской семьи - была некая "защита сверху".
«Многие вещи не вполне понятны […] Еще в детском возрасте он был введен в аристократические круги. Он был репетитором в богатейших австрийских семьях», - рассказывает чешский исследователь Вондрачек, который также «находит крайне необычным тот факт, что Масарика исключили из школы в Брно из-за разногласий с директором, однако после этого его приняли в самую престижную гимназию в Вене. И одним из его покровителей был начальник полиции Вены Антон Риттер фон Ле Моннье, бывший доверенным лицом императора Франца Иосифа».
Франц Иосиф (1830-1916)
Гипотеза о том, что Масарик был зачат в результате мимолетной связи австрийского императора и поварихи (летом 1849 года Франц Иосиф мог гостить недалеко от поместья, в котором работала мать Масарика), также подтверждается предполагаемой записью императора в его личном дневнике конца 1849 года — «Kropaczek erl.» (что можно перевести как «Кропачкова решена»). Тайна могла быть легко разрешена, если бы в 2017 году был проведен анализ ДНК, однако действия в этом направлении были приостановлены по просьбе правнучки Томаша Масарика — Шарлотты Котиковой.
Дополнительным элементом для этой галереи то ли желтых, то ли действительно исторических подозрений могут служить строки из биографии Масарика, написанной и опубликованной в 1925 году в Праге украинским автором Никифором Григориевым (в юбилейном сборнике, посвященном 75-летию Масарика, и базировавшемся на обнародованных источниках): «Із книжок, які прочитав там Томаш, особливо вподобався йому підручник з фізіогномії для учителів по Лаватеру з відомостями по френології. Томаш вивчив його майже на пам’ять, і давав характеристику товаришам на підставі порад френології, оглядаючи їх черепи, пальці, бороди й инш. В наслідок того не найшов собі ні одного приятеля. Бо всі згідно його френології мали якісь вади».
Не столько для лучшего понимания личности Масарика, сколько для более точного представления контекста той среды, в которой рос и формировался этот человек, поставим точку в этом цитируемом месте на две строки позже, чем это следовало бы сделать, исходя из логики освещения нашей главной темы: «Вихований матір’ю в антисемітизмі Томаш не раз приглядався до рук жидівських дітей, чи не помітно на них крови […]» (Масарик не был антисемитом, как раз наоборот - поддерживал сионизм).
Масарик обладал привлекательной внешностью. Его мимика и жесты, общая слаженность фигуры невольно заставляли людей задаваться вопросом, не аристократического ли он происхождения? Даже на поздних фотографиях, когда он, будучи 82-летним стариком, запечатлен скачущим верхом на лошади, у него просматривается подчеркнуто стройная выправка. Такой «стержень», независимо от того, где берет начало его ось, о чем-то, да говорит.
3
Поскольку наша цель - не очерк жизни и деятельности Масарика, а лишь попытка дать некий свод малоизвестных страниц из его биографии, в этом ряду стоит упомянуть факт его добровольной службы в австрийской армии в годы австро-прусской войны (Масарик даже побывал во вражеском плену).
Уже упомянутый украинский автор, пользовавшийся, очевидно, опубликованными при жизни Масарика свидетельствами, отмечает, что тот, было дело, хотел поступать в Дипломатическую академию, однако его туда, как сына кучера, не взяли по сословным мотивам (что явно не работает в пользу гипотезы о внебрачном сыновстве). Масарик также едва не стал пастором - от этого шага его отговорили. Биограф Ян Гербен отмечает, что Масарик с детства «мав бажання керувати іншими, в тім нема сумніву. [...] Хто був близький до Масарика, мусів йому піддаватися».
Известность в ученой среде Масарику принес трактат «Самоубийство как массовое социальное явление современности». Странная, как для будущего политика, тема, а если говорить о ключевых выводах, то тут важно отметить, что Масарику делает карьеру работа, которая, по современными меркам, безнадежно устарела (прежде всего потому, что сугубо психиатрическая проблема рассматривается ним с помощью гуманитарного инструментария: позже Масарик, общаясь с Толстым, который считал, что «либо Бог, либо медицина», прочно утвердится в своем мнении, что не «или/или», а «и-и»: «и Бог, и медицина».
После публикации этого сочинения он получил приглашение от Черновицкого и Пражского университетов. Его карьерный выбор пал на последний, и, возможно, если бы он выбрал Черновцы, то история Чехословакии сложилась бы иначе.
Через 18 лет Масарик основывает собственную партию, а еще через 18 лет становится президентом образованного под его руководством государства - Чехословакии. А еще через 20 лет это государство перестанет существовать в результате известных событий 1938 года. В обозначенных промежутках произошло столько событий, что даже контурный их обзор занял бы сотни страниц. Полагаю, что в той или иной степени они известны всем возможным читателям данного материала, тема которого - малоизвестные стороны этих процессов. Второй аспект - те грани этого, в общем-то, давнего прошлого, которые резонируют с сегодняшними событиями в Украине.
4
До войны Масарик представлял в Рейхсрате самую маленькую чешскую партию и, несмотря на широкую известность, не был общепризнанным лидером. Впрочем, лидером чего именно? Движения за «свободу Чехословакии»? Так такого, если говорить о двуедином процессе, попросту не существовало. До определенного момента сам Масарик считал идею независимости даже отдельно взятой Чехии чем-то из разряда несбыточного, и, как свидетельствуют мемуаристы (В. Копецкий), считал такую перспективу попросту курьезной (отметим в скобках, что похожим образом на сходную тему, но на украинской почве, высказывался в свое время Иван Франко). Как пишет О.Павлишин в книге «Євген Петрушевич», «у середині 1890-рр. українські середовища Галичини отримали нову перспективу, сформульовану в публікації Юліяна Бачинського «Україна irredenta» - праці, яка вперше озвучила потребу боротися за самостійну Україну. Однак самостійницька ідея важко торувала свій шлях не тільки до ширшого загалу, а й навіть до українського проводу. Як стверджував Ю.Бачинський, Франко на прохання опублікувати цей твір відписав, що його «друкувати не можна, бо ся філозофія суперечить здорову глузду».
Долгое время Масарик был известен широкой общественности в связи с теми или иными спорами в гуманитарной сфере. Широкую огласку получил вопрос о фальсификации Краледворской и Зеленогорской рукописей, и тут позиция Масарика, была, что называется, не в тренде, однако он был верен себе. С «патриотами», увязывавшими существование «отдельной древней, исключительной чешской славянской цивилизации», ему было не по пути, тем не менее он настойчиво и последовательно оставался верным себе (всеобщее неприятие его точки зрения выражалось, например, в том, что по идейным мотивам ему отказывали в аренде квартиры). С «патриотами», которые увязывали существование «отдельной, древней и исключительно чешкской славянской цивилизации», ему было не по пути (радикальные националисты даже советовали ему «поискать друго народ»). Патриотическя идея, говорил Масарик, не может базироваться на лжи. Запомним последнее слово этого предложения.
В другом эпизоде, связанном с антиеврейским суеверием, он также занимал выверенную цивилизованную позицию, что придавало ему известности, но не настолько широкой, чтобы говорить о внушительном политическом лидерстве.
Только с началом Первой мировой войны Масарик, к тому времени уже все-таки видный политический деятель, отказывается от перспективы мирного преобразования Австро-Венгрии в современную федерацию. В феврале 1916 года он учреждает - вместе с рядом других деятелей чешского и словацкого движений - Чешский национальный совет (не первую, надо сказать, организацию подобного рода, где он был среди ключевых фигур). Деятельность этой организации прежде всего была сосредоточена на установлении связей с деловыми и правительственными кругами государств Антанты, сбором развединформации, антиавстрийской пропагандой и вербовкой военнопленных и добровольцев для чехословацких подразделений. Именно успешная деятельность этой организации - успешная даже в таком сложном вопросе, как создание собственных вооруженных сил - Чехословацкий корпус к моменту, когда ему пришлось покинуть пределы России, насчитывал 53 тыс.чел., - и является тем краеугольным камнем, на котором вспоследствии зиждилось новообразованное государство чехословаков.
«Эта была большая работа, в России, но замечательная; мы возвращались домой не с голыми руками, у нас было что-то настоящее, своё, наша чехословацкая армия, первая, настоящая, пускай экстерриториальная, часть нашего будущего государства». Это высказывание Масарика по факту выхода чехословацкого корпуса с территории России найти легко, его цитируют десятки ресурсов. Какие-либо сожаления или что-то в таком духе на предмет террора белочехов (без суда и следствия было расстреляно в нескольких городах тысячи людей) найти невозможно. Видимо, Масарик предпочитал замалчивать эти факты.
Можно сказать, что первое время Масарик был скорее интеллектуалом - одиночкой, почти чудаком, но никак не предводителем массового движения. Его концепция национальной истории базировалась на концептуализации наследия Яна Гуса и не имела широкой поддержки. Единственным отличием того, что писал Масарик, от того, что писали другие теоретики национальных движений, была не стройность или убедительность его теории как таковой, а более высокая степень прагматизма (хотя, справедливости ради, стоит отметить, что и в его сочинениях много места отводится, например, Божественному провидению, равно как и гердеровскому, при всей нелюбви Масарика к немецкой философии, словарю описания наций). Отводя место чешской реформации и гуманности как чему-то действительно особому и имеющему магистральную будущность, Масарик долгое время оставался на австро-славистских позициях (в духе его духовных учителей Гавличека и Палацкого) - вплоть до 1908 года (внутреннее ирредентистское перерождение произошло в связи с аннексией австрийскими властями Боснии, а деятельное - в годы войны).
В различных статьях и выступлениях Масарик формулирует идею нового государства чехословаков когда опираясь на реальную почву исторических мотивов, а когда и попросту их подгоняя или изобретая. Придя к реальной власти, Масарик объявляет создание Чехословакии кульминацией чешской истории. Но и этим дело не ограничивается. Наделяя смысл чешской истории всемирным значением, он говорит о том, что прогресс человечества будет весьма затруднен, если такое государство, как Чехословакия, не будет существовать: «наша независимость должна быть частью политической и социальной организации Европы и человечества. […] Вопрос Чехии и Словакии - это вопрос глобальный».
Некоторые пассажи Масарика, например, его рассуждения в программной, как ему тогда казалось, работе «Чешский вопрос» (1895г.) выглядят еще более высокопарно и кажутся фрагментами не политической рефлексии, а литературной фантасмагории. Приведу лишь несколько цитат: «в слов’янськім небі мали б сидіти біля себе в братерській згоді Костюшко та Суворов, що на землі один другого катували». Или: «чех вірить науці та філософіі, поляк та руський - релігії». Или: «спасителем людства буде слов’янин». Или: «найприродніша держава це один нарід з одним національним характером». Или: «причина нашого народного занепаду - зрада ідеалам Реформації» (цитирую по украинскому изданию 1925 года).
Нельзя сказать, что в реальной практике Масарик-политик - это одно, а его высказывания - это другое. Многое из того, во что он верил и формулировал, ему удалось воплотить. Правда, нельзя сказать, что он всегда был последователен. Как и нельзя сказать обратного. Можно сказать, что любые попытки обрисовать его деятельность, как и литературу, в каких-то одномерных тонах, обречены на провал. На холсте, где нарисован портрет Масарика, краски не держатся. Можно было бы вспомнить, что именно таким видел политика Маккиавелли, однако Масарик точно не был циником (однажды он вместе с Толстым посетил дом, в котором жили очень бедные крестьяне, и сразу же по выходе из него расплакался - таким сильным было его угнетение и сочувствие). И далеко не все его сочинения похожи на мифопоэтические литературные упражнения (как те, отрывки из которых я привел).
5
Самым большим трудом, написанным Масариком, оказался трехтомник «Россия и Европа». За исключением формальных неточностей и нескольких натяжек, эта работа в целом может и сегодня считаться одним из самых квалифицированных трудов по изучению российской литературы в ее тесной связи с историко-культурными контекстами. Среди прочего, Масарику, в частности, принадлежит новаторская идея о тесной связи мировоззрения Достоевского и российкой автократии, что и сегодня оспаривается множеством исследователей. Поиски нравственной чистоты и правды в литературных водах Достоевского увенчались для Масарика резким вердиктом: «Достоевский <…> - такая же карикатура <действительности>, как романтическая литература <…>.
Поскольку и сегодня можно встретить мнение, что Масарик был скрытым русофилом (все-таки на изучение российской культуры он потратил много лет и даже несколько раз посещал Россию в исследовательских целях), нельзя не упомянуть о том, как его современники оценивали результат его трудов, проделанных в этом направлении. Так, Э. Радл считал, что Достоевский (по Масарику) - это олицетворение России с ее мистицизмом, гегемонией чувства и недоверием к рассудку (я намеренно выделил курсивом словосочетание «гегемония чувства», поскольку спустя полвека именно это отталкивало в Достоевском другого чеха - Милана Кундеру, чему я посвятил две отдельных статьи, в которых детально рассматривается связь этого сентиментального дрейфа и реакции). Современники Масарика четко распознали, что он пытался сблизить, «совместить Запад и Восток, Достоевского и Канта», видя в чешском президенте выразителя «чешской» идеи - воплощения здоровья, ясности, разумной и целенаправленной деятельности (в то время как Достоевский для них - это воплощение болезненности, неуравновешенности и мистицизма). Разумеется, подгонка литературы под масштабные историко-социологические лекала выглядит несколько схематично. С чем-то в этом можно спорить, а с чем-то можно и соглашаться, тем более если принять во внимание тот факт, что интерес Масарика к России мог быть связан с политическими перспективами. В ХIХ веке была популярна идея связывать подлинное освобождение малых славянских народов с Россией - единственной славянской империей, и не исключено, что именно это и было целью Масарика - разобраться, в какой мере чешское будущее стоит моделировать на основе союза с Россией. Попытки Масарика увязывать модели мысли и чувствования Достоевского с конкретными местом и временем резко осудил украинский учёный Дмитро Чижевский. Персонажам Достоевского он отводил роль репрезентантов общечеловеческих типов.
Концепцию Масарика критиковал по горячим следам и такой заинтересованный автор, как Троцкий. 2 июня 1914 года в газете «Киевская мысль» вышла его рецензия на книгу «Россия и Европа», которая содержала, среди прочих, такой вывод: «Превращая подлинный общественный и государственный строй России в сверхисторическую теократию, Масарик чудовищно преувеличивает значение мифа и борьбы с ним в духовной жизни новой России». Что это было не преувеличением, а точным (и по своему значению - выходящим далеко за контекст своего времени) наблюдением, мы хорошо понимаем особенно сегодня, в 20-е годы ХХI века.
Нападки на Масарика прозвучали и в новейшие времена. Суть их сводится к тому, что он якобы (и - опять-таки) не понял всей глубины Достоевского. Ф.Кутман, в частности, выразил это следующим образом: «Достоевский Масарика, прогрессиста и оптимиста, ограниченного кругозором европейско-американской культуры и считавшего кризис человечества временным, - это не Достоевский нашей эпохи планетарного кризиса». Применение этим автором прилагательного «ограниченный» в отношении такой широкоохватной связки, как «кругозор европейско-американской» культуры, Достоевский бы похвалил.
Все эти акценты на гуманитарных вопросах приводятся здесь исключительно для понимания эволюции мировоззрения Масарика - движения, как это много раз отмечали, от католицизма к протестантизму и - к преодолению романтизма, в том числе избавления себя от иллюзий, связанных с пророссийской перспективой его народа (ов).
6
Уже упомянутый Э.Радл в 1928 году критиковал национально- политическое устройство ЧСР, базировавшееся на наспех сформированной концепции чехословакизма, следующим образом: «попытайтесь объяснить иностранцу разницу между тремя понятиями: чех и словак, чехословак, гражданин Чехословакии». Кем такой человек должен считать себя в первую очередь? А как быть с немцами (3,2 млн чел.), венграми (691 тыс.чел.), украинцами и русинами (549 тыс. чел.), евреями (186 тыс.чел.), поляками (81 тыс.чел.), цыганами (32 тыс.чел.) и румынами (13 тыс.чел.) - гражданами ЧСР (совокупно - 33% населения страны по переписи 1930 г.)?
Cделаем на этом месте небольшое отступление. В вышеприведенном длинном перечне народов нет упоминания о мораванах. Это говорит о том, что даже критики Масарика придерживались традиции Палацкого («отца чешской историографии»), согласно которой чехи и мораваны - ветви одной чешской нации. Этот взгляд господствует и по сей день, однако так или иначе сегодня все чаще раздаются автономистские голоса, а исследователи не забывают напомнить, что "только в 19 веке большинство моравских славянских патриотов решили, что богемцы и мораване составляют одну нацию. [...] Со времен Космы и вплоть до Палацкого история Богемии и Моравии писалась отдельно как история двух стабильных стран в составе различных меняющихся государственных образований или империй" (Джинжрих Бижа, Médium.cz). Идея автономии Моравии (в рамках нового федеративного государства) не находит поддержки у общества, но партия, ставящая себе такие цели, существует и регулярно участвует в выборах (получая, правда, мизерные результаты). Один из ее деятелей, Милан Трнка, в интервью словацкому журналу «Dimenzie» сказал: "Одной из концепций будущей объединенной Европы является идея Европы, состоящей из традиционных исторических стран. Моравия является такой страной с собственной культурой и историей". Согласно результатам переписи 2011 года, более 620 000 человек в Чешской Республике заявили о моравской национальности (отдельно или в комбинации).
Этот экскурс в сторону от главной темы сделан нами исключительно для напоминания о том, что любая концепция нации не является самоочевидной и базируется на воображаемой конструкции, которая не держится в социуме без консенсуса ее создателей и «прихожан». Не где-нибудь, а в Богемии, корневой, так сказать, Чехии, современником Ф.Палацкого (1798-1876) - то есть современником тех же исторических процессов, наблюдаемых и осмысливаемых как Палацким, так и другими «отцами нациестроительства», - была сформулирована концепция совершенно противоположного типа - так называемого «богемского патриотизма». Ее автор, Бернард Больцано (1781-1848), писал, среди прочего, следующее: «Именно то обстоятельство, что мы составляем народ из разных составных частей, именно оно, если бы нам удалось вытеснить дух национальной приверженности, сделало бы нас самыми счастливыми народами Европы». Эти идеи были настолько несовременны в 40-е годы ХIХ века, что свой труд - «О наилучшем государстве», - в котором они были изложены, знаменитый чех даже не решился издать.
Вернемся к нашей магистральной теме.
В то время часть людей считала, что словаки - это потенциальные чехи, или - что это «этнически близкие». Так или иначе, но на уровне государственной идеологии словаки - были «нашими», своими, а вот все остальные - это те, кто живет «среди нас» (именно так и высказывался сам Масарик по поводу немцев). Важной деталью, поясняющей этиологию конструкции «чехословакизма», являлся тот факт, что словаков в ЧСР проживало тогда около 2 млн чел., а немцев - более 3 млн. чел., и конечно, совершенно невозможно было бы концептуализировать национальную идею ЧСР, не включая туда второй по величине народ - немцев. А в условиях, когда чех и словак - это как бы одно и то же, такой прием виделся возможным (словаки в одно движение становились титульной группой, а не меньшинством). Можно не без оснований утверждать, что, столкнувшись с реальной политической практикой, отцы-основатели Чехословакии опирались не только на изощренный и многословный симбиоз религиозно-философских идей, но и прибегали к приемам в духе великого комбинатора. Так, на законодательном уровне государственным языком был «чехословацкий», но на практике (и как бы по умолчанию) в Чехии под видом «чехословацкого» использовали чешский язык, а в Словакии - словацкий.
Существуют также свидетельства, что Бенеш (ближайший соратник и впоследствие преемник Масарика) был еще более ловким: сообщая западным странам данные о количестве немцев, проживающих на территориях, на которые претендовала ЧСР, он скостил 1 млн. чел. (то есть он заявил, что немцев не три, а два миллиона - впоследствие, уже в 1930-е годы, в этом обмане его уличил Ллойд-Джордж). «Лед тронулся» в «тепле и уюте» именно этих комбинаций, хотя Масарик всегда выступал против шовинизма титульного народа и призывал к сотрудничеству все этнические группы.
7
Духовную эволюцию, на которую у Масарика ушли многие десятилетия (к моменту образования ЧСР ему было 68 лет) и суть которой состояла как движении от австрославизма к ирредентизму двуединой нации, так и от католицизма к протестантизму, tatíček (т.е. папаша или папочка - так его прозвали в народе) экстраполировал на весь чехословацкий народ. Лозунг «прочь от Рима» не был его изобретением, эту идею он унаследовал от Ф.Палацкого, который усматривал в этом стержневую основу национального мифа. Однако в реальности до 80% населения ЧСР были католиками, а что касается словаков, так католицизм «был важным фактором самоидентификации словаков» (справедливости ради стоит отметить, что среди чехов идеи Масарика все-таки имели определенные результаты - к 1920 году католическую церковь покинули 1,5 млн прихожан, а некоторые католические святыни были подвергнуты актам вандализма).
На фоне этих прокламаций и общей динамики событий народ ЧСР долгое время находился под воздействием государственной пропаганды, безотчетно маркировавшей избранную отцами- основателями идеологию как прогрессивную и такую, которая находит максимально возможную поддержку на Западе. Католический литератор Л.Егличка в 80-е годы вспоминал об этом так: «нам в школах и во всей печати вдалбливали в голову, что вся Европа, разинув рот, ждет, что скажет Масарик и что сделает Бенеш. Как именно она ждала, было показано в Мюнхене».
8
На следующий день после провозглашения ЧСР было объявлено о создании автономной провинции - Немецкая Чехия. Масариком, по его собственному признанию, овладело беспокойство. В письме к Бенешу он писал: «Немцев не провоцировать. Не устанавливать чешский как государственный язык». Его точка зрения не была поддержана соратниками. А беспокойство - оно улетучилось, когда Масарик узнал, что немецкие сепаратисты создали, в итоге, целых четыре разрозненные области, а не одну. Поскольку это был признак явной раздробленности, а реальные властные структуры были лишь в одной из них, чешский президент посчитал это «сильным аргументом против сепаратизма» (стоит упомянуть, что в результате разгона демонстрации протестующих против дискриминации немцев в 1919 году погибло 52 немца, однако вплоть до 1938 года никаких кровавых столкновений более не происходило).
«Силы» этого аргумента хватило лишь на ограниченный промежуток времени. Несмотря на то что откровенно нацистские партии в ЧСР либо потерпели крах, либо были запрещены, в 1933 году была создана Судетонемецкая партия (Sudetendeutsche Heimatsfront), которая первоначально, на уровне риторики, не выражала интереса к ревизии границ. Однако ее основатель, Конрад Генлейн, не скрывал, что «единственным существенным пунктом программы фронта является стремление объединить судетонемецкое племя». Это были именно те интеграционные намерения и процессы, которых более всего опасался Масарик на заре становления государства, однако на рекомендации западных партнеров снять эту партию с выборов он ответил отказом: удивительно, но он верил в благонамеренность Генлейна, хотя даже на свой счет он признавался в беседах с Карелом Чапеком, что «революция и война невозможны без хитрости, без лжи».
Конрад Генлейн (1898-1945)
На выборах 1935 года эта партия набрала 15,3% голосов (фактически это была победа не только среди немецких провинций, где этой партии отдали свои голоса 68% избирателей, но и на уровне страны, поскольку две другие ведущие чехословацкие партии набрали 14,3% и 12,5% голосов, и, кстати, у коммунистов, возглавляемых Клементом Готвальдом, тоже было немало - 10% голосов, 4-е место). В сентябре 1938 года усилиями партии Генлейна началось «восстание судетских немцев», кульминацией чего и стали Мюнхенские соглашения.
В динамике исторических событий все обозначеные выше противоречия привели к тому, что и в католически ориентированной Словакии набрали силу сепаратистские элементы, впоследствие попросту ставшие профашистскими (партия Глинки к 1936 году в три раза нарастила свои ряды и насчитывала 36 тыс. чел.). Автономистский блок, куда входила и партия Глинки, набрал в Словакии на выборах 1935 года 30%. Это была фактически вторая регионально-сепаратистская победа (с большим отрывом от ближайшего соперника, прочехословацкой партии RSZL, набравшей 17%).
9
Завершающим штрихом к этим зарисовкам на тему «обратно-негативная экспозиция Томаша Масарика» будет упоминание об истории вхождения и бытования Подкарпатской Руси (ныне - Закарпатской области Украины) в составе Чехословакии.
Этой теме посвящены как отдельные главы академических монографий, так и специальные исследования, в детали которых нет необходимости вдаваться в полной мере, а вот дать представление о тех подходах, которые практиковал при разрешения этого вопроса Масарик, вполне актуальная задача.
Первоначально Т.Масарик «не включав Закарпаття до сфери інтересів Чехословаччини». Как отмечает Петро Стерчо, косвенным доказательством этого «може слугувати також телеграма міністра закордонних справ Тимчасового уряду Росії Павла Мілюкова від 19 березня 1917 р.», исходя из которой Закарпатье считалось сферой интересов России.
Как пишет Ален Панов, автор исчерпывающей монографии «Масарик і Закарпаття», «Найбільшу активність у вирішенні подальшого статусу Закарпаття виявили американські русини. Ідея входження Закарпаття до складу Чехословаччини вперше виникла під час Першої світової війни саме на американському континенті. Вона була наслідком співпраці між словацькими і русинськими емігрантами в США щодо вирішення тотожних проблем обох народів як удома (в Угорщині), так і в еміграції. Перші контакти між двома еміграціями датуються другою половиною ХІХ ст. Представники обох діаспор активно співпрацювали перш за все у галузі визволення власних народів з-під угорського впливу».
1 жовтня 1918 р. Г. Жаткович запропонував проект меморандума Американській народній раді на засіданні в Скрентоні, і після обговорення документ був прийнятий Радою. У меморандумі було коротко охарактеризовано територію, на якій живуть русини, викладено ініціативу американських русинів. Зокрема, було висунуто проект трьох альтернативних шляхів подальшого розвитку Закарпаття:
1) щоб угорські Русини дістали повну незалежність. Якщо це буде неможливо –
2) з'єдналися з Русинами Галичини та Буковини й утворили спільну державу. Якщо і це буде неможливо –
3) отримали найширшу автономію у складі Угорщини.
21 жовтня 1918 р. делегацію угорських русинів прийняв американський президент Вудро Вільсон, який відігравав важливу роль у процесі формування нової політичної карти Європи. В. Вільсон зазначив, що перші два пункти меморандуму неможливі, і США не будуть надавати допомогу в їх здійсненні. Реалізація третього варіанта, тобто створення автономії Угорської Русі, цілком реальна, але мова має йти про автономію не в рамках Угорщини, а в складі будь-якої сусідньої слов'янської держави».
Итак, обратим внимание: Американська рада русинів (АНРР) на первом этапе принимает решение, которое не содержит предложения о вхождении Закарпатья в ЧСР. Одно-два движения в духе великого комбинатора, и «один з представників дванадцяти поневолених [Австро-Венгрией] європейських народів, Г.Жаткович підписав Проголошення незалежності. Перед підписанням цього документа він підкреслив відособленість угорських русинів та їх незалежність від українців, при цьому додав, що, незважаючи на можливу мовну близькість між цими двома народами, їх протягом тривалого часу розділяє історія.
У жовтні 1918 р. у Філадельфії Г. Жаткович провів ще одну серію переговорів із Т. Масариком, темою яких було визначення статусу русинів у випадку їх приєднання да Чехословаччини. Під час переговорів Т. Масарик заявив, що, якщо русини вирішать приєднатися до Чехословаччини, їм буде надано повну автономію. На питання, яким чином будуть встановлені кордони території русинів, він відповів: “...кордони будуть визначені так, що русини будуть задоволені”».
Согласно книге Луки Мишуги, высказывание Масарика в более полном виде выглядело так: «Коли русини рішаться прилучитися до Чехословацької республіки, то будуть становити повний автономний стейт».
Воодушевленная таким заманчивым обещанием, АНРР “заініціювала плебісцит”, итоги которого были таковы: «У плебісциті брало участь 1113 делегатів, з яких 732 (66,42%) висловилися за входження Закарпаття до Чехословаччини, 320 (28,13%) – за злуку з Україною, 27 (2,43 відсотка) – за утворення самостійної країни, 13 (1,18%) – за об’єднання з галицькими і буковинськими русинами, 10 (0,9%) – за об’єднання з Росією, 9 (0,8%) – за залишення у складі Угорщини, 1 – за об’єднання з Галичиною».
В этой статистике хорошо то, что пункт, который первоначально вообще был вне повестки, набрал в итоге 66,42%. Упомянутый Л.Мишуга комментирует это так: «Цій плебісцит був тільки формою та комедією, бо вже зі слів самого Жатковича виходить, що як рішення Ради, так і плєбісцит вийшли тільки на замовлення Масарика» (кстати, протоколы данного плебисцита истории не известны).
Как пишет А. Панов, «для розгляду чехословацьких питань було створено окрему комісію з представників США, Великобританії, Франції, Італії на чолі з Жюлем Камбо». Серед іншого, мали розглядати й запитання про те, “чи мають угорські русини бути приєднані до Чехословаччини, чи залишаться у складі Угорщини”. <…> При обговоренні карпаторусинської проблеми члени комісії відзначили, що Закарпаття раніше не належало ні до Чехословаччини, ні до тогочасної України. Отже, головним при визначенні його майбутньої долі буде волевиявлення народу. До середини лютого 1919 р. керівництво основних політичних сил на Закарпатті остаточно не визначилося з цим питанням: Пряшівська й Ужгородська Народні Ради виступали за включення Закарпаття до Чехословацької Республіки, керівництво ж Хустської, Сигетської та Свалявської Народних Рад залишалося на позиції злуки з Україною.
Чехословацька делегація пообіцяла далі працювати над тим, щоб схилити всі ради на свій бік, оскільки одної лише волі американських русинів щодо визначення статусу Закарпаття недостатньо. Така робота була розпочата з ініціативи Т. Масарика ще до засідання комісії. Як досвідчений політик, він розумів усю важливість факту консолідації населення Закарпаття і його представницьких органів навколо ідеї приєднання до Чехословацької Республіки. Так, у лютому 1919 р. за дорученням президента Чехословаччини Фердинанд Пісецький був направлений в Ужгород із завданням повідомити населення про рішення американських русинів для того, щоб активізувати роботу щодо прискорення прийняття рішення місцевими русинами на користь приєднання до чехословацької держави. Таким чином, після засідання комісії ця робота була продовжена. Результатом активних дій чехословацького уряду на чолі з Т. Масариком було спільне засідання 8 – 9 травня в місті Ужгород трьох Народних Рад – Ужгородської, Пряшівської, Хустської – під головуванням А. Волошина. Учасники засідання вирішили створити спільну Центральну Руську Народну Раду, яка прийняла рішення, що містило 14 пунктів, про входження Закарпаття до Чехословаччини на федеративних засадах. Згідно з цим документом нова держава повинна була отримати назву Чесько-Словацько-Руська Республіка. Планувалося, що руську державу, як частину федерації, представлятиме міністр, призначений президентом федерації. Територія карпатських русинів мала стати повною автономною одиницею в рамках федерації. Крім закордонної політики, оборони, фінансів, уся законодавча і виконавча влада повинна була належати місцевим органам влади».
По итогам дальнейших переговоров и согласований Бенеш подготовил Меморандум, текст которого хоть и отличался от того, что предлагали сами русины, однако разительно отличался от практики его воплощения, что позволило П. Стерчо в своей монографии «Карпато-українська держава» с горечью констатировать: “Святі обіцянки проф. Томи Г. Масарика перед включенням Закарпаття в рамці ЧСР, по включенню залишилися тільки обіцянками, а писані статті Сен-Жерменського договору залишились також тільки на папері. Чехи, окупувавши Закарпаття, так як і всі інші окупанти, почулися на становищі панівної нації, почали думати про створення єдиного “чехословацького“ народу, про організацію централізованої держави ЧСР. Автономні політичні права Закарпаття були знехтувані від самого початку...»
Не удивительно, что «Юліан Химинець і Петро Стерчо докоряють основоположникам чехословацької держави Т. Масарику і Е. Бенешу, що вони, широко пропагуючи принципи гуманності, моральних засад, справедливості, демократії, не застосовували їх до українців краю.
Чехословацька Республіка була насамперед чеською національною державою. За суспільно-державною самоорганізацією вона була ліберально-демократичною, але за етнічною основою в традиціях тогочасних держав – імперіалістичною країною.
Головним принципом празької політики був етноцентризм, а державотворчою нацією – чеська нація. <…> Офіційна Прага розуміла, що український напрямок був природний, а отже, він мав велику потенційну силу. Саме у ньому вона вбачала основну загрозу режимові національного панування, тому доклала великих зусиль для його приборкання. Найперше – за рішенням конституційного суду закарпатцям було заборонено вживати термін “український“ для означення національності, мови і краю».
Украинский автор справедливо резюмирует: «незважаючи на фіксацію автономного статусу Підкарпатської Русі як у актах внутрішнього законодавства, так і в міжнародно-правових актах, наповнення цього статусу конкретним змістом затримувалось урядом Чехословаччини. Реальний автономний статус Підкарпатська Русь отримала лише у листопаді 1938 р., у той час, коли Томаша Масарика вже не було серед живих, а подальше існування Чехословаччини було під питанням».
Все эти вещи хорошо изучены, сформулированы очень убедительно и подробно - я цитирую упомянутых авторов, сокращая их текст в соответствующих местах в 5-10 раз. Не все из них делают одинаковые выводы в ключевых местах. Так, А. Панов предпринимает экзотическое допущение, суть которого состоит в том, что Масарик якобы способствовал присоединению Закарпатья к ЧСР в интересах будущей Украины - то есть он якобы выстраивал все свои многоходовые комбинации, полагая, что их результат будет полезен (в более благоприятные времена) для Украины. Я не смог найти никаких свидетельств, подтверждающих правомерность такой гипотезы, а сам А. Панов, в свою очередь, не ссылается на соответствующий источник.
10
Прямым следствием применения двойных стандартов в отношении Закарпатья стала растущая популярность в этом регионе Чехословацкой Компартии. Как отмечает в своей монографии «Проект “Чехословакия”» А.Бобраков-Тимошкин, с 1929 года Компартия ЧСР взяла курс на “сталинизацию своей структуры и политики”, в результате чего эту организацию покинула большая часть ее членов (около 100 тыс.чел., сократившись до 25 тыс. чел.). Партия чехословацких коммунистов под руководством бывшего столяра Клемента Готвальда практически превратилась в секту (аналогичные процессы, но в более выраженных формах, происходили в это же время в СССР, о чем блистательно повествует фундаментальная работа Ю.Слезкина «Дом правительства»). Несмотря на отрицательную динамику членства, именно эта политическая единица, занимавшая по отношению к ЧСР откровенно негативистскую позицию, одержала региональную победу на выборах 1935 года: свои голоса ей отдали 25,6% избирателей, что было логичным следствием не только экономического кризиса тех лет, но и внутренней политики Масарика и К.
В итоге, на выборах 1935 года, за несколько лет до развала государства под натиском Гитлера, потенциально ирредентистские или попросту негативистские партии одержали три региональных победы: Судетонемецкая партия - в немецких областях, Автономистский блок - в Словакии, и Компартия - в Закарпатье. Прочехословацкие партии имели ощутимый успех только на территории Чехии, а пощечиной их деятельности была общереспубликанская победа Судето-немецкой партии. Очевидно, что гитлеровские аннексия и расчленение были ужасными итогами этой «сказочной», как любил выражаться сам Масарик, истории Чехословакии, но все остальные варианты вряд ли сохраняли этой республике (в транскрипции критически настроенных украинских авторов - империи) шансы на выживание.
Именно это и выпадает из поля зрения как современных обозревателей, так и тех, кто писал об этом в послевоенное время ХХ века.
Не оставляет сомнения, что Чехословакия Масарика была одной из самых демократичных и успешно развивающихся стран межвоенного периода, однако не стоит сбрасывать со счетов тот факт, что на территорию ЧСР (26% территорий бывшей Австро-Венгерской империи) приходилось 60-70% от общего объема производительных сил бывшего государства.
11
Мировоззрение Масарика на протяжении его жизни совершило поворот на 180 градусов, эволюционировав от идей австрославизма до вычленения обособленной роли чешской самобытности. Платформа чехословацкого президента базировалась на идеях очень давнего прошлого, которые избирательно охватывали лишь часть исторического наследия. Свое персональное понимание истории, выработанное упорным интеллектуальным трудом на протяжении многих десятилетий, он транслировал как магистрально верное для широких масс, и в этом он был весьма типичным представителем своего времени, кроме всего прочего не сделавшим ничего, чтобы остановить разраставшийся культ своей личности. Так, с предоставлением автономии Закарпатью чешские власти не торопились, даже согласование границ со Словакией сознательно обходили много лет, но памятник Масарику был поставлен в этом регионе еще в 1928 году. Монументальная статуя, установленная на постаменте, имела общую высоту около 7 метров. Возможно, это был самый большой памятник, когда-либо воздвигнутый в честь этого человека. Надо отдать Масарику должное: он не был диктатором. Гигантский памятник, призванный подчеркнуть величие президента Чехословакии, разительно отличался от количества голосов, отданных в этом регионе за прочехословацкие партии, что является прямым подтверждением его избирательной, но все-таки демократичности: Масарик и К не вмешивались в выборы.
Масарик самостоятельно ревизовал культурное наследие России, сделав на этом пути важные выводы, которые не разделяли даже его соратники. Отвращая свой взор от эстетики Достоевского, с ее «гегемонией чувств» - это было редкостное даже по нынешним временам прозрение, Масарик позитивно трактовал эволюцию взглядов Толстого как движение в сторону протестантизма (с чем согласился бы Б. Парамонов, но никак не Ричард Ф.Густафсон (автор монографии о теологии и творчестве Толстого), считаший Толстого глубинно православным автором во всех его проявлениях): многое из написанного Масариком носит крайне дискуссионный характер, и было бы странным утверждать, что он совсем был лишен соблазна использовать свое положение в целях пропаганды своих не столько спорных, сколько не вполне существенных для построения эффективного государства идей (это касается прежде всего его антикатолических взглядов: тут он прибегал даже к перформативной практике).
Его вера в силу человека действительно может быть названа гуманизмом, с одной оговоркой: Масарик шел в ногу с эпохой - его борьба, как по идейной матрице, так и по факту воплощения, все-таки в большей степени была борьбой за освобождение и права отдельных народов, чем за права человека как такового - конкретного и каждого из всех возможных, хотя есть множество примеров, когда он формулировал именно такие тезисы и разнонаправленно действовал в сторону поддержки самых различных и даже конфликтующих между собой институтов.
У Масарика вызывала восторг сицилийская мафия, с ее скрытностью и напористостью, что послужило причиной того, что еще до создания Чехословацкого национального комитета орган сопротивления австро-венгерским властям так и назывался - Мафия, и, вероятно, в связи с осознанием того, что организация с таким названием не сможет в будущем претендовать на государствообразующую роль, от этого названия пришлось отказаться.
При Масарике до середины 20-х годов роль фактического закулисного правительства выполняла так называемая «Пятерка» - де факто неконституционный орган, состоявший из лидеров партий правительственной коалиции. Решения принимались до обсуждения в совете министров и парламенте, представители других политсил к дискуссии не допускались (именно тех и таких политсил, которые спустя десятилетие одержат три региональные победы и подтолкнут страну к трагическому концу).
Чехословаччина після Мюнхенської конференції та Першого Віденського арбітражу, US Holocaust Memorial Museum
Масарик вырос в семье, где немецкий был родным - мать его была онемеченной чешкой, а сам он даже стихи писал на немецком языке. C первого дня образования ЧСР он отлично осознавал, что чешские немцы не были прямыми наследниками тех немцев, которых в общественном сознании считали поработителями, но его нисколько не смущало, что Чехословакия создается против воли немцев.
Была ли такая установка исторически неизбежной и были ли политические силы, ратовавшие за другое? И главное - могла ли у подходов с идеологически консенсусной наполненностью быть успешная историческая перспектива?
Уже в 1928 году известный чешский философ и биолог Эммануил Радл издал книгу «Война чехов с немцами», в которой четко обозначил, что решение в ЧСР немецкого вопроса «не соответствует действующему у нас учению о демократии». Как пишет А.Бобраков-Тимошкин, Радл, признавая, что решение немецкой проблемы в ЧСР является ключевым вопросом для Центральной Европы, призывал отказаться от идеологическоцй концепции Kulturnation <…>: «чехи, немцы, словаки и венгры должны быть понимаемы как единая государственная нация <…>. В целях сохранения государства необходим решительный отказ от органического в пользу политического понимания нации <…> названия “чехословак” и “чехословацкая нация” должны иметь такое же значение как швейцарец канадец, бельгиец или австралийская нация».
Эти идеи были хорошо известны Масарику и его окружению, но воспринимались как утопичные. Не утопичным для этих людей было последовательное воплощение идеологической конструкции, которое, как показали выборы 1935 года, шествовало по-настоящему торжественным маршем к своем трагическому концу (экономические и культурные успехи ЧСР сопровождали это необходимым отвлекающим аккомпанементом).
Масарик оставался непреклонен, и, возможно, в недалеком будущем именно сверка его ДНК с ДНК австрийского императора прольют свой неприятный, но обезоруживающе точный психоаналитический свет на психологию этого человека. Нам остается довольствоваться тем, что уже известно и видно. На приведенных ниже фотоснимках медалей изображения Франца Иосифа и Масарика представлены в профиль, что как нельзя лучше для сравнительного анализа. Одни детали здесь в пользу выдвинутой гипотезы, другие - против.
Впрочем, даже если родство подтвердится, мы не узнаем о Масарике чего-то такого, что позволило бы оценивать его историческую деятельность в однозначно позитивном ключе, как это принято в большинстве публикаций. Для такого вывода можно обойтись и без сравнения черепов, что само по себе чаще всего плохо пахнет, и тем более ДНК - бывают же ошибки и при таких сверках. На поверхности человеческого обзора всегда находится достаточное количество сведений, чтобы судить о чем-либо предметно и точно, обходясь без пикантных деталей семейных тайн.
12
Политическую деятельность Масарика, несмотря на зримые противоречия и выпуклую комбинаторику, как это ни парадоксально, можно считать прототипом украинской модели демократии - в том виде, в котором это явление развернулось в ХХI веке. В этом утверждении нет никакой спекуляции. Украинские историки одну за другой пишут статьи и даже целые монографии о том, насколько социально значимы идеи Масарика именно для Украины. В украинской прессе множество раз писали о Масарике и чехословацком проекте как определенном образце, а украинские политики не раз признавались в своих симпатиях к первому чехословацкому президенту. Так, один из деятелей праворадикальной партии «Свобода» Александр Сыч (когда-то - вице-премьер, а ныне - председатель Ивано-Франковского облсовета) как-то поделился «впечатлениями от прочитанной книги о Масарике, который был озабочен лишь одним - созданием сильного государства». По словам А. Сыча, Масарик обманом заманил Закарпатье в состав Чехословакии, но так и не дал ему обещанной автономии - политик поступил, руководствуясь национальным интересом своей страны». До интересов Украины ему уже не было дела. И Александр Сыч считает это правильным, призывая современных украинских политиков ориентироваться на такие действия.
Впрочем, они это делают давно и настойчиво и без советов региональных и праворадикальных лидеров, нисколько не замечая, что забота о торжестве однажды выбранной идеологической конструкции не вполне служит укреплению государства в исторически унаследованных после распада советской империи границах.
Масарик оказывал огромную поддержку различным национальным диаспорам, в частности украинской, что является важным элементом межвоенного времени, как и тот факт, что на территории ЧСР находили убежище деятели различных украинских террористических или просто региональных политических групп, деятельность которых преследовали правительства соседних стран.
Ретроспективно мы можем сказать, что в межвоенный период украинцы (карпато-русины) Закарпатья имели сравнительно лучшие условия жизни, чем те, что выпали на долю их соплеменников в СССР, Польше или Румынии. Масарик не мог знать, как будут развиваться исторические события после Первой мировой войны, однако никто не будет отрицать, что его действия защитили, в конце концов, сотни тысяч людей от произвола восточноевропейских автократий и большевиков.
13
В 2019 году в Ужгороде Масарику установили мини-памятник. Он простоял чуть больше года. В декабре 2020-го его украли вандалы. Вскоре на том же месте появился новый, несколько иной по внешнему виду, с более широким полем соприкосновения бронзовой фигуры и постамента - для прочности. Пожалуй, это самый маленький памятник из всех, когда-либо воздвигнутых в честь этого человека. Эта мини-скульптура является частью своего рода галереи памятников подобного типа, установленных по всему городу. У Масарика здесь хорошая - и напоминающая о работе времени - компания. За исключением Наполеона и еще нескольких вельможных особ, весь остальной ряд фигурок связан с метафизикой повседневности. Вот их неполный перечень: "Гаррі Гудіні", "Лебедине озеро", "Дідусь Вечернічк", "Кртчек (Кротик)", "Щедрик", "Баффало Білл", "Сергій Параджанов", "Виноградне гроно", "Бравий вояк Швейк", "Carpathia" (пароплав, який першим відгукнувся на сигнал тривоги “SOS” з “Титаніка”), "Вольфганг Амадей Моцарт", "Торт Ужгород", "Ференц Ліст", "Козаки", "Григорій Жаткович", "Енді Уорхол" і "Кубик Рубіка".
1822