При действующем принципе отбора кинопроектов для госфинансирования художественная ценность нового украинского кинематографа будет крайне сомнительной
От редакции. Скандал вокруг питчинга кинопроектов для получения бюджетного финансирования продолжается. В мае кинокритик Игорь Грабович заподозрил Госкино в подтасовке результатов питчинга, в июне Экспертную комиссию по вопросам кинематографии Государственного агентства по вопросам кино покинули глава этой комиссии Олег Фиалко и его заместитель Юрий Терещенко. За ними последовал и член комиссии Антон Пугач, председатель наблюдательного совета «Мультиплекс-холдинга».
В данном материале Антон Пугач детально поясняет причины своего решения. «Что это за конкурсный отбор, в котором троечники приравнены к отличникам и хорошистам? Или так надо, потому что нужно оживить отрасль и освоить бюджет?», - задается он вопросом, к обсуждению которого «Детектор медіа» приглашает всех заинтересованных и неравнодушных лиц, в том числе представителей самого Госкино, чью ответную реакцию мы готовы опубликовать.
23 мая сего года пятнадцать членов Экспертной комиссии (далее - ЭК) поддержали мою инициативу обратиться письменно к руководителю Госкино и министру культуры с предложениями несколько изменить порядок проведения конкурсного отбора фильмов, финансируемых из госбюджета. Поскольку ответ Госкино не удовлетворил ни меня, ни некоторых других экспертов (председатель и заместитель ЭК сложили свои полномочия, я также), в нижеприведенном материале я комментирую суть каждого из вопросов письма, попутно излагая некоторые другие аспекты работы, с которыми пришлось столкнуться за период деятельности в ЭК.
Комментарий к пункту №1. В действительности данный пункт нарушался, и это совершенно очевидно: с чего бы вдруг вообще большинству действующих экспертов было обращаться с такой просьбой, да ещё и в самом начале письма?
Итак, нарушение процедуры совершенно однозначно имело место, но на первом питчинге (летом 2011 года) этому попросту не придали значения, считая возможным определять победителей в каждой из секций путем простого выведения проходного бала, и уже на основе такой единодушно всеми поддержанной процедуры - выходить из специфической ситуации.
Я обозначаю эту ситуацию как специфическую, ибо, рассуждая сугубо логически, никаких оснований нарушать действующее Положение не было.
Но поскольку речь идет об искусстве, где даже самые высокие критерии всё равно являются следствием конвенционального согласия, никто не стал настаивать на буквоедском следовании установленным правилам. Ведь если все эксперты высказались за такое нарушение, то это новая конвенция, в данном случае - членов ЭК и руководства Госкино, лучше других осведомленных о текущей ситуации и задачах отрасли. Они фактически дезавуируют действующий порядок, но при этом принимают на себя всю ответственность за последствия (тем более что текст нарушаемого Положения составлен самим же Госкино, и лишь утвержден министром, т. е. Госкино само эти правила, разумеется - по неопытности, и предложило).
Почему возникло желание нарушать действующее Положение? Ответ имеет две составляющие. Первая: по 4-балльной шкале во второй тур проходило крайне мало проектов, и это всем участникам экспертного процесса казалось не совсем верным, ведь единичные запуски в каждой из секций (художественное, неигровое и анимационное кино) - это вовсе не то, что соответствовало сформулированной (жаль, что лишь устно, но всё же достаточно многократно и вполне определённо) Госкино сверхзадачей: возродить украинский кинематограф во всю возможную ширь и высоту, по всем возможным периметрам и вертикалям. Вторая: при проходном балле «4» многие проекты экспертов, которые являлись ещё и участниками конкурса, не проходили бы во второй тур.
Вот этот тесный сплав стратегической сверхзадачи государственного масштаба и вполне частных интересов и был двигателем этого решения.
Не думаю, что само по себе это двусмысленное сплетение, тем более в сфере искусства, является криминалом. Исходить исключительно из идеалов не получается нигде, кроме как в тексте какой-нибудь доктрины - интересы всегда вплетаются в ткань жизни, не мешая, а иногда и помогая тому или иному социальному процессу обрести если не однозначные, то вполне устойчивые контуры. Устойчивость - это уже много. И на первом этапе это и было воспринято как должное, несмотря на вынужденные затемненные жесты фактического пренебрежения правилами.
Меж тем после проведения первого питчинга стали очевидными некоторые вещи, которые детально описывать не стану, но суть которых резюмирую так: многие претенденты не заслуживали участия во втором туре. Более того, с натяжкой всё же выйдя в него, некоторые проекты, у которых было явно не самое лучшее публичное обсуждение, неожиданно оказывались в числе победителей.
Накануне второго тура уже второго питчинга члены ЭК на совещаниях публично высказались, что неплохо бы все-таки придерживаться процедуры. Однако и в этот раз было принято решение пропустить во второй тур проекты со средним баллом ниже «4». Сделано это было также единогласно, т. е. высказанные пожелания (в силу в т. ч. обозначенного сплава сверхзадачи и частных интересов) не оказались долгоживущими. Экспертам, слегка ёжившимся от неловкостей теперь уже систематического нарушения утвержденного Минюстом Положения, почему-то понравилась математическая уловка, предложенная членом ЭК (чья, к слову сказать, профессиональная деятельность финансируется в т.ч. и из бюджета Госкино): вполне можно считать, что всё, что больше «3,5» - это, в результате округления, и есть «4». На этот раз сплав частных, государственных и иных интересов обслужила математическая традиция: всё, что больше «3,5» - действительно «4», разве нет? Согласился с этим и я. Более того, согласился с радостью, ибо, не имея никакого частного интереса и плохо разделяя столь пафосную государственную сверхзадачу, я всё же имел свои эстетические интересы, а они, при такой системе работы ущемлялись. Например, проект, за который я болел, при проходном балле «4» во второй тур не попадал, а при 3,5 оказывался в списке.
Более того, чтобы учесть мое мнение, мое желание помочь этому проекту быть представленным во втором туре, мне благосклонно позволили переписать свою карточку, изменив оценку с «4» на «5». Пишу об этом не с целью осуждения, а как раз наоборот: как пример лояльности Госкино, в т.ч. числе и к оппозиционно настроенным членам ЭК, каковым я оказался уже после первого питчинга.
Но второй питчинг показал всё те же тенденции, что и первый. Более того, недовольство низким профессиональным уровнем представленных во втором туре конкурсантов перерастало в раздражение, ибо в течение осени - зимы 2011-2012 гг. экспертам демонстрировали готовые работы победителей первого питчинга. Результаты просмотров ошеломляли не только художественной беспомощностью, но и наглым пренебрежением даже чисто технических аспектов кинематографической профессии в большинстве картин. Кажется, всего их было пять, но и они помогли сформировать определенное настроение экспертов, результативной формализацией которого и оказался пункт №1 письма от 29 мая 2012 г. Таким образом, высказано это было непосредственно накануне второго тура третьего питчинга, ибо ехать по тем же рельсам желания не было даже у тех, кто не только государственной сверхзадаче повиновался, но и имел какие-то свои, частные или прочие, интересы, которыми готов был поступиться, ибо итоговые (из уже готовых) «кинополотна» оказались просто постыдными.
И когда этих «кинополотен» пять - это еще можно как-то спрятать в индустриальных переулках, а когда их 55 - никуда не денешься, все воочию вот-вот увидят крайне сомнительную художественную ценность нового украинского кинематографа и вполне отчетливый список имен, давших этому дорогу.
Комментарий к пункту №2. У каждого эксперта были свои основания обратиться в Госкино с таким пожеланием (два человека не поддержали именно этот пункт, а под всеми остальными подписались). Ниже я изложу мотивы, которые двигали мною, когда я этот пункт формулировал, внося его под всё тем же номером «2» в текст письма.
На все три конкурса пришло несколько десятков проектов режиссеров стран СНГ. Некоторые из них даже получили поддержку, т. е. победили во втором туре, хотя победы эти имеют не вполне однозначное происхождение. Так, например, во время первого питчинга в неформальной обстановке руководство Госкино призывало поддержать проект маститого российского режиссера, ибо, как утверждалось, от этого зависит судьба российско-украинской копродукции. Мне, как и некоторым другим экспертам, показалось чрезвычайно сомнительным, чтобы какой-то один жест со стороны нашего Госкино имел шанс на такие большие последствия. Учитывая грандиозную многомерность российского кинематографического процесса, это, в общем, попросту невозможно.
Эта просьба высказывалась тем настойчивее, чем всё менее убедительно выглядел сам проект (режиссер фильма, как подлинный мэтр, на презентацию не явился; не явился на нее и продюсер с российской стороны, зато, в силу невнятности презентации украинской стороны, российского продюсера заслушали по скайпу уже во время закрытого совещания ЭК - так настояло руководство Госкино, явно идя вразрез с установленными правилами равенства всех конкурсантов).
Итог голосования оказался столь неожиданным, что возник казус (как раз то, о чём я писал в предыдущем разделе): история обсуждения данного проекта была негативной, а итог голосования - неожиданно успешным. Впрочем, данный эпизод - случай неоднозначный, и его вес для формирования настроения экспертов не вполне достаточен, не говоря об итоге этой «сделки». Режиссер проекта действительно исключительно одаренный человек, и глядишь - рассуждали защитники этого решения - хотя бы копродукция украинская, за счет имени российского режиссера, выйдет на первые полосы газет. Иными словами - на безрыбье и рак рыба (что как аргумент принять, в общем, можно, но я, к слову сказать, всё равно голосовал против).
Однако это лишь своего рода прелюдия к теме, и никакого обращения экспертов не было б, если бы не эпизод с фильмом «Алмазный крест». Когда украинский режиссер Маслобойщиков отказался снимать данный фильм, членов ЭК собрали на специальное совещание. Предметом обсуждения было следующее: согласны ли члены ЭК с тем, чтобы данный фильм снял (фактически от начала и до конца, т. к. наш режиссер завершил свою работу как раз накануне съемочного периода) российский... актер!? Нашему вниманию был предложен эпизод из этого фильма, уже отснятый этим актером. Любопытен сам факт, независимо от качества эпизода: нам предлагали признать право актера (sic!), да еще и иностранного государства, снимать художественный фильм с многомиллионным бюджетом на деньги украинских налогоплательщиков!
Нетрудно представить: будь ситуация штатной, никто бы даже на первый тур такой проект не допустил, не говоря уже о том, чтобы эксперты, как бы там ни влияли на них сверху или сбоку, вывели такой проект, такое артистическое дерзновение, на публичное обсуждение во втором туре.
Не удалось это и во внештатном случае: немалое изумление экспертов вызвал не только сам факт, но и представленный отснятый материал: в монтаже даже небольшого фрагмента был заметен явный режиссерский брак, очевидный и абсолютно бесспорный. Два нюанса: во-первых, продюсер этот имеет в своем активе художественный фильм, запрещенный к показу на территории Украины (точной формулировки не знаю, но, безусловно, этот фильм был расценен в свое время как «антиукраинское кино» - речь о фильме «Мы из будущего»). А во-вторых, актер, в столь нестандартной ситуации проталкивающий себя в кресло режиссера, снова не явился на презентацию: видно, ему сообщили, что однажды режиссер из России не был на питчинге, а деньги все равно получил, так что не в явке дело на украинском конкурсе, не в явке! Члены ЭК отвергли предложение утвердить данного актера на режиссера-постановщика фильма, предложив давать украинские деньги все-таки нашим гражданам, и желательно режиссерам художественного кино.
Очевидно, что не всем членам ЭК интересно тратить свое время на рассмотрение проектов иностранных режиссеров, именитых или самозваных, равно как и давать зеленый свет на финансирование таких проектов в ситуации, когда украинский кинорежиссерский корпус как никогда нуждается во внимании и опеке со стороны государства. Госкино, как мы можем судить из ответа на данный пункт, сегодня считает иначе.
Комментарий к пункту №3. Данный ответ можно считать вполне удовлетворительным. Тем не менее, я всё же изложу, что именно послужило движущими мотивами для появления этого пункта.
Посмотрев презентации дебютантов во время второго тура первого питчинга, я устранился от голосования в этой секции. Свою позицию я разъяснил следующим образом. Дебютные работы, если проект представлен независимой студией, лишены таких принципиально важных спутников в производстве, как художественный руководитель или худсовет (как это было раньше - студии или объединения). Нет и редакторского соучастия в производстве фильма, необходимость которого очевидна с каждым годом всё больше и больше. Это с одной стороны, а с другой - там, где они есть (как, например, ныне на студии имени Довженко), не прописаны четко пределы компетенции этих органов или лиц, что приводит к тупиковым ситуациям, одна из которых как раз и описана в комментариях к пункту «4».
В результате почти полного игнорирования этих институтов вся ответственность за качество фильма, как техническое, так и, в общем, художественное, перекладывается (а это и отстаивает Госкино) на продюсера проекта. Вариант решения вполне приемлемый, если бы не одно «но»: а есть ли в Украине продюсеры в таком количестве, как запускаются ныне дебюты? Кто они и чем отвечают, если вдруг все или почти все дебюты будут провалены?
Проблема именно в том и состоит, что часто продюсерами выступают лица, не имеющие вообще никакого опыта работы в художественном кино. Или же имеющие такой, которого явно недостаточно, чтобы, с одной стороны, отвечать за полученные от государства деньги, а с другой - своим содействием не помешать сделать в искусстве первый шаг молодому творческому человеку. К слову сказать, на проекте именитого режиссера из России некоторые эксперты поставили более высокие оценки, чем намеревались, так как руководство Госкино пообещало заменить заявленных продюсеров с украинской стороны (к ним как раз и не было доверия по перечисленным критериям, и это даже при том, что работать им предстояло с именитым режиссером). Однако обещание таковым и осталось.
Т.е. вопрос с продюсерами - это вопрос многолетнего вызревания кадров, а вопрос с дебютантами - это вопрос должного художественного и производственного контроля над этим процессом.
Некоторые эксперты открыто поддержали мою позицию о необходимости более тщательной работы с дебютантами, но от голосования не устранился никто. Более того, к голосованию в этой секции на втором питчинге подключился и я. Вряд ли мои взгляды изменились, но, как и в случае с согласием считать «3,5+» как вполне «4», я поддался давлению необходимости хоть как-то сдвинуть кинематографический процесс с мертвой точки, т. е. принять риски, заведомо допускающие провал большинства дебютов, но с надеждой на успех кого-то одного действительно талантливого (на тот момент эту позицию разделял, в частности, и председатель ЭК).
Кроме того, в силу конфликта, возникшего на первом питчинге, руководство Госкино вынуждено было придать гласности сначала на закрытом совещании, а затем и в более широких кругах, результаты голосования экспертов во втором туре. Оказалось, что оценки председателя ЭК, впоследствии подавшего в отставку, самые высокие, а мои - самые низкие.
Приступая к работе во втором питчинге, я, слегка смутившись своим критическим одиночеством, стал чуть завышать свои оценки, в т.ч. памятуя про дискуссию с руководством Госкино. Оно, столкнувшись с таким разбросом в амплитуде, не раз декларировало намерение попросту изымать самые высокие и самые низкие оценки при общем подсчете голосов, как в «фигурном катании» (цитирую дословно).
Меж тем, «спорт с изъятием» на первом питчинге пришлось организовывать совершенно другого рода: при подсчете голосов, как выяснилось, учитывались голоса в том числе и тех экспертов, которые подавали и защищали проекты в определенных секциях конкурса. Разумеется, такое совмещение было сомнительной технологией даже на первом туре, но это все-таки происходило заочно, т. е. было не видно, кто, как и где проголосовал. Нюансов и без того море, ведь процесс коллективного определения лучших - не из легких; проектов сотни, а желающих разбираться во всём этом - единицы. К тому же всегда остро стояла проблема кворума (несмотря на то, что во всех питчингах более или менее активно работало 12-13 человек, а в совокупности, с учетом всех секций и разовых явок, участвовало до 20 экспертов). Несколько раз трудно было набрать даже 7 голосов, люди не оценивали проекты или не приходили на совещания.
Но когда на втором туре первого питчинга некоторые эксперты ничтоже сумняшеся сначала задавали удобные и не очень вопросы участникам конкурса, а затем вставали со своих мест в экспертной ложе и сами выступали в роли конкурсантов, после чего благополучно садились и заполняли карточки по другим фильмам этой же секции, - это выглядело вопиющим абсурдом. Хотя таковым оно показалось не сразу и не всем. В частности, тогдашний председатель ЭК на многих закрытых совещаниях этого конкурса отсутствовал, а когда осознал все детали «кухонной технологии», подал в отставку.
При подсчете голосов карточки экспертов, участвовавших в конкурсе, все-таки были изъяты, но резонанс данный казус имел весьма конкретный и был широко освещен в СМИ. Страсть ко всяким вариантам «фигурного катания» овладевает на нашем пространстве не одним человеком, а часто многими, и вполне может овладеть кем-то и при прочтении этого материала (т.е. вырвется желание отутюжить стрелки кинематографической «революции» по другим линиям). Потому напомню, что не только комментируемые здесь письма в Госкино были моей инициативой, но и предложение изъять карточки экспертов, принимавших участие в конкурсе, было сформулировано также мною.
Уместно вспомнить и другое: к концу второго дня работы на первом питчинге руководство Госкино открыто призывало меня не приходить на следующий день, так как я «мешаю работать» (цитирую дословно). Тогдашний председатель ЭК и его заместитель (впоследствии тоже председатель ЭК, тоже подавший в отставку, не удовлетворившись как раз теми ответами Госкино, которые я здесь и комментирую) недвусмысленно намекнули руководству Госкино, что работа будет неполноценной, если исчезнет крайний критический полюс. Один из этих экспертов прямо сказал, что если все-таки Пугача выдавят, то не придет и он, и мой телефон утром третьего дня «горел» от беспокойных звонков Госкино: работа началась, а меня нет. «Вы будете?» Кто может устоять, если его так ждут? Я оделся и, опоздав на час, на третий день все-таки вышел.
Но уже в конце четвертого дня пожалел: дискуссия о том, учитывать голоса экспертов-конкурсантов или нет, длилась более часа. Не в последнюю очередь потому, что не только судьи-подсудимые сопротивлялись (впрочем, не все), но и потому что якобы независимые эксперты (которые на самом деле в значительной степени живут за счет финансирования своих предприятий Госкино) «компетентно» и еще на заре формирования ЭК заявляли, что якобы в некоторых странах Европы (sic!) именно так всё и происходит. В свое время этот же эксперт умасливал языковые решения прошлой власти в кинопрокате, уверяя, что «и там, в Европе, во многих странах именно такие языковые нормы, как вводимые у нас, и действуют». Я не поленился проверить, отправив запросы во все соответствующие органы стран ЕС, и оказалось, что нигде, ни в одной стране ЕС (обо всём этом нам ответили письменно, а работу эту делал мой коллега, также действующий и поныне эксперт ЭК) ничего похожего на то, что вводилось у нас под видом украинизации проката, нет. Во второй раз получать двадцать с лишним справок о европейских стандартах желания никакого не было, да и убеждает это, к сожалению, мало кого: спорт по имени «фигурное катание» несколько тоньше. Утончённая трением идеалов и интересов экспертиза, как ей и полагается в таких тесных трениях, просто так не падает под давлением фактов.
Пишу так потому, что борьба за изъятие голосов экспертов-конкурсантов была очень ожесточенной схваткой, с криками и даже бранью. Победило большинство, победил здравый смысл.
Можно было бы продолжать работать и дальше, если бы характер ответа Госкино на третий пункт был базовым, если бы такое же, хотя бы по форме, отношение к инициативам имело место во всех других реакциях и поступках. Но данный ответ все-таки скорее свидетельство избирательной способности руководящего органа к конструктивному диалогу, чем что-либо иное. Собственно говоря, строго в той пропорции, что и в ответах на комментируемое письмо, Госкино и ранее показывало позитивные тенденции. И когда ты видишь, что 20--25% позитива есть уже на старте большого пути, невольно утешаешь себя мыслью, что жизнь так или иначе заведет процесс в свое широкое кипящее русло, естественное сопротивление неестественным вещам одержит верх, и через какое-то время позитивными окажутся 50% и более решаемых вопросов, а это уже, как по-нашему, много. Пишу об этом без всякой двусмысленности. С одной стороны, на ряд вопросов Госкино отвечает так, что сразу же вспоминаешь бессмертного Кафку, первым показавшего, как господство бюрократии приводит к тому, что толкование законов становится инструментом беззакония. А с другой стороны, орган власти воочию демонстрирует четкое намерение понять сущность спора, как в случае с п. 3., и что-то изменить, улучшить. Этот удивительный симбиоз, как местный, так и повсеместный, не позволял развернуться и уйти из ЭК ни мне, ни, полагаю, иным членам ЭК. Не позволяет многим и сейчас. Мы живем в такой среде. Всю жизнь живем. По большому счету, выхода из этого нет. Два возможных выхода не решают вопроса, ибо, в общем, выход за пределы пространства - это эмиграция, а за пределы времени - окончание существования. Не принимая ни одного из них, я и взялся писать этот материал.
Комментарий к пункту №4. В течение одного полугодия возникло два прецедента, когда режиссеры, победившие в питчинге, отказывались от постановки, фактически даже не приступив к съемкам. Первый эпизод широко известен, связан он с фильмом «Алмазный крест». Некоторые вопросы, возникшие вокруг этого проекта, я уже осветил в комментариях к пункту №2, чем в данном случае и можно ограничиться.
Второй эпизод - история с фильмом Слабошпицкого «Проклятый город». Госкино осуществило перевод денег на производство этого фильма киностудии имени Довженко. Однако режиссер так и не подписал контракт со студией: еще до начала работы над фильмом между студией и Слабошпицким разгорелся конфликт (в т.ч. и на почве согласования ключевых лиц съемочной группы у руководства студии), в ходе которого он попросту отказался от работы над этой картиной.
Существенный проблемный аспект, имеющий отношение к Госкино, в этой истории таков. Членов ЭК собрали на совещание и предложили рассмотреть конфликт. Выслушав обе стороны, все удалились на перерыв, во время которого Слабошпицкий сообщил членам ЭК, что не хочет уже работать над этим проектом, так как атмосфера в связи с ним сложилась явно не предрасполагающая к творчеству, и вряд ли это поправимо. Тогда на повестку дня встал вопрос замены режиссера. Госкино предложило членам ЭК рассмотреть новую кандидатуру. Странность ситуации в том, что режиссер является своего рода фронтменом защиты проекта на питчинге. Логично было бы рассуждать так: уходит режиссер - проект возвращается к самому началу, т. е. снова попадает на первый тур питчинга! Такая просьба и сформулирована в пункте №4 комментируемого письма экспертов. Но в силу того, что деньги на реализацию данного проекта уже были переведены студии и вернуть их на счет Госкино ныне невозможно по юридическим причинам, встал вопрос о... спасении этих денег, т.е. оказалось, что главное в такой ситуации, как следовало из подачи этого сюжета Госкино, - оставить деньги в отрасли, освоить бюджет! Возврат же на счета означал бы их списание, с последующей невозможностью получить их под этот же проект в том числе.
Не только Госкино, но и эксперты (на том совещании присутствовало 12 человек) в данном случае оказались патриотами производственных мощностей киноиндустрии: последовательно заслушав нового претендента, 8 экспертов проголосовали за замену режиссера. Четверо экспертов воздержались, в т. ч. и я, обратив внимание экспертов-конкурсантов, что при решении таких вопросов им не следовало бы голосовать, ведь рассматривался вопрос о фильме из секции, где они выступают конкурсантами. Впрочем, эти же люди впоследствии подписались и под письмом экспертов с просьбой вынести проект на повторный питчинг, которое я и комментирую тут. Однако на упоминаемом совещании, когда рассмотрение вопроса, кому и что снимать, пошло по наспех скроенной сокращенной процедуре, их голоса и высказывания были учтены.
Следует сказать, что не только освоением бюджета озабочено было Госкино в данной ситуации. Налицо и другое: если бы весьма крупная сумма денег почему-то вдруг вернулась в казну (да еще и два раза, ведь с «Алмазным крестом» ситуация аналогичная), у казначеев сверху (да и у СМИ - затем) возник бы вопрос: а что это у вас там происходит, почему это вы такие немалые деньги туда-сюда гоняете, уважаемые агенты кино? А так - вопросов нет. Всё замечательно. Бюджет освоен. Процесс пошел, идет, не колеблясь, аж скачет. Один питчинг за другим, запущены десятки фильмов, всех жанров и всех видов.
Правда, есть нюансы. После первого питчинга сложил свои полномочия первый председатель ЭК, во время третьего - второй, оба - известные кинорежиссеры, народные артисты Украины. Во время третьего питчинга также вышел из ЭК и профессор кинорежиссуры, заместитель председателя ЭК, во время рейтингового голосования за которого было подано 10 голосов из 12, между прочим. Вышел из ЭК и я, но, как я уже писал в предыдущем комментарии, все эти выходы условны, поскольку мы все живем в одной стране, работаем в кино и в чрезвычайно узком кругу кинематографистов нам друг от друга никуда не деться.
Остается надеяться, что в случае, когда не самое богатое в мире государство начало давать деньги на кино, профессиональное сообщество может помочь организовать этот процесс так, чтобы в итоге были хорошие фильмы, а не освоение бюджета, поддержка отраслевого штиля и двусмысленное «европейское» участие экспертов и руководителей финансируемых Госкино структур в якобы независимой экспертизе.
Комментарий к пункту №5. Пересмотрев за три сессии питчинга сотни проектов, из которых около половины претендовали на финансирование в секции «художественное кино», я, как и многие эксперты, задался вопросом: а где же хотя бы один проект наших победителей и лауреатов престижнейших Канн, Игоря Стрембицкого и Марины Вроды, в разные годы выигравших Золотую пальмовую ветвь в номинации «Короткометражный фильм», и Сергея Лозницы, в этому году получившего в Каннах приз FIPRESCI (всемирная организация кинокритиков) за фильм «В тумане»?
Если бы это был один человек или если бы обсуждаемый питчинг был бы, скажем, единственным и первым, когда блин, как и полагается ему быть, выходит комом, то ладно. Но все три лауреата на всех трех питчингах не представили ничего. Нет нужды говорить о частностях, у каждого они свои и, в общем, что-то теоретически могло произойти и по причине, не связанной с Госкино, но в совокупности это отсутствие всех трех каннских лауреатов в конкурсах - значительное и показательное событие, и тут не только в доверии к процессу определения победителей дело, а и в технологии финансирования, к слову сказать, весьма морочной и несовершенной.
Так и возникла у меня инициатива, поддержанная экспертами, предоставить особые условия финансирования людям, которые уже создали своему государству весомый позитивный имидж на международной арене (прежде всего имелось ввиду, что лауреаты имели бы право идти по некоему «зеленому коридору», специально для таких случаев разработанному, а финансирование их проектов вполне могло бы иметь место и на все 100% от бюджета, а не 50%, как ныне).
Как видим, и тут Госкино имеет другую позицию. В чём же тогда смысл деятельности ЭК, если 15 человек, т.е. фактическое большинство от общего числа работавших в данном органе людей, высказали предложения, только одно из которых не осталось без понимающего внимания и учета? Для освоения бюджета мнение большинства интересно, а для разработки реально адекватных кинопроцессу механизмов работы - нет?
Какое кино мы в итоге получим через всего несколько лет такой работы?
На основе просмотренных за три сессии питчингов материалов и проектов у меня есть все основания полагать: если не добиться изменений в политике финансирования, доминировать в новое время будет промежуточное кино, т. е. отнюдь не те фильмы, которые еще раз заставят вспомнить Украину в позитивном ключе на ведущих смотрах мира, и отнюдь не те фильмы, которые заставят зрителей толпиться у кинотеатральных касс.
Этот феномен не нов, и он известен не только Украине. В соседней России большинство бюджетных денег без всякой экспертизы выделяют уже несколько лет ведущим 7-9 компаниям. Эти своего рода фавориты кинопроцесса, к роли которых стремятся наши эксперты-конкурсанты, иногда снимают и весьма сильные картины, но вот что, например, об этом всё равно говорит один из ведущих российских кинокритиков Сергей Лаврентьев (по итогам последнего «Кинотавра»): «Любой фильм, сколь угодно интеллектуальный, сколь угодно сложный, всё равно должен предполагать, что его будут смотреть. А наше кино сейчас, 99 процентов его, снимается для каких-то других целей (...). Вот здесь показывают фильмы, они получают призы, главные призы главного национального фестиваля страны. После этого они идут в кинотеатрах 2-3 недели, по два сеанса в день, потом исчезают вообще. Иногда бывает "закрытый показ'' ночью по телевизору. И всё. Эти картины не живут. В Советском Союзе (...) прокат был нормальный, и там тоже было много разных картин, но у каждой картины были зрители, и каждая картина жила, ее смотрели, ее обсуждали, ее любили, ее отвергали, ругали. А все эти картины любят и ругают только здесь. И количество любящих и ругающих - 135 человек. Этого мало для 140-миллионной страны!».
Я привел эту цитату, ибо она очень точно отражает суть процессов, наблюдаемых и у нас: хотя процедуры финансирования разные, суть - весьма близкая, как и ментальности кинематографистов наших государств. А вот еще одна цитата из Лаврентьева, оценивающего последний «Кинотавр» (жирным шрифтом я выделяю то, что объясняет молчание многих, равно как и некоторые нюансы развития моей личной перспективы): «Меня больше всего удручает, что здесь, все-таки, собрались картины, скажем так, либерального спектра, собирается такой либеральный истеблишмент, и, не дай Бог, ты усомнишься в его величии. Не жить тебе! Это абсолютно точно. И я это знаю на собственном примере. Вот очень бурно принимали фильм "Кококо", это ясно, потому что на фоне всей этой кладбищенской темы вдруг появилась комедия. Но что так с ума-то cходить? Это средняя картина, уровень Студии имени Горького начала 80-х годов. Понятно, что большинство людей не жили тогда и не видели. Но когда такие картины становятся вдруг чем-то, это означает, простите меня, падение мастерства».
Что ответит руководство Госкино, если всего через год и у нас будет аналогичная картина? Ясно что: это эксперты решили, что такое кино можно и нужно снимать, не только Госкино! Но это не совсем так. Эксперты все-таки пребывают в напряженном диалоге с руководством Госкино, часто нервном и неустойчивом по эмоциям, примеры чего я приводил выше. В завершение приведу еще один.
В финальной части второго питчинга, когда членам ЭК удалось все-таки добиться того, чтобы председатель Госкино не присутствовал на открытых заседаниях и своими высказываниями не наводил на мысль, каким видит будущее этого проекта верховный орган, «пьяный воздух свободы» сыграл с экспертами дурную шутку: захотелось ещё большей независимости. Помимо собственно итогов голосования, эксперты решили рекомендовать Госкино не финансировать проекты, которые набрали менее 66% от максимально возможного количества баллов. Резонное пожелание, ведь фильм, набравший меньше конституционного, так сказать, большинства от возможного количества баллов, как минимум должен быть отправлен на повторный питчинг, иначе что это за конкурсный отбор, если в нем троечники приравнены к отличникам и хорошистам? Или так надо, потому что надо оживить отрасль и освоить бюджет?
Спорно, весьма спорно. В тот момент, когда уже были приняты соответствующие решения ЭК и готовилась версия финального Протокола, которая бы учитывала дополнительное пожелание экспертов, председатель Госкино ворвалась в комнату, где проходило обсуждение (на втором питчинге был прогресс: не руководство Госкино проводило это совещание, а эксперты самостоятельно обсуждали каждый проект, т. е. никого по скайпу не заслушивали, если вдруг обсуждение складывалось не в ту сторону, которую держало Госкино), и потребовала немедленно прекратить эту самодеятельность.
Более того, было запрещено подводить подсчет голосов, обычно происходивший по завершению процедуры голосования в конце четвертого дня. Словом, и этот «караул устал». Оказалось, что сотрудницам Госкино, а среди них и технично назначенный задним числом секретарь ЭК, трудно подсчитать мнения 10-12 человек по не более чем 50 проектам. Карточки экспертов увезли в Госкино, итоги подвели позже и заочно, т. е. без присутствия большинства членов ЭК, почему и потребовал впоследствии председатель ЭК, чтобы на листах Протокола стояла подпись каждого эксперта. На промежуточном заседании ЭК, т. е. до официального объявления результатов голосования, председатель Госкино объявил победителей в каждой из секций, но я обратил внимание всех собравшихся, что никаких победителей эксперты не определяли. Отдав свои голоса, мы лишь обозначили реестр конкурсантов в новом виде: в порядке убывания по количеству полученных баллов.
После сорокаминутной дискуссии на повышенных тонах эта версия и была принята Госкино как своего рода нулевой вариант. В Протоколе нет мнения экспертов, что не стоит финансировать проекты, по которым нет 66% от максимально возможного количества баллов. Но в нём нет и мнения председателя Госкино, какие из проектов в каждой из секций эксперты считают победителями.
Поскольку именно этот неудавшийся жест как в зеркале отражает причудливый рельеф манипулятивной коррупции, умело и не очень практикуемой Госкино, еще раз конкретизирую: в Протоколе ЭК руководство Госкино намеревалось своей рукой провести ватерлинию, т.е. кому давать деньги, а кому не давать, но выдать это за результирующее мнение ЭК.
Дальнейшие комментарии считаю излишними, как и свою работу в экспертной комиссии - консультативном органе Госкино.
318