Его звали Ханс-Бодо Мюллер, он возглавлял представительство 20th Century Fox, жил в Москве. Он был дважды женат, оба раза на украинках из Кировограда.
Как-то мы обедали с ним в киевском ресторане "СССР". Играла «живая» музыка. Доставая одну за одной крупные купюры, он просил исполнить украинские песни, называя их по словам припевов. В другой раз, уже московском ресторане, он также оставался верен себе: по его заказу музыканты исполнили целый ряд украинских песен; первую - как только он вошел в ресторан (он заказал ее, что называется, сходу).
Прошло минут пятнадцать-двадцать. Принесли первое блюдо.
- Бодо, давай уже русскую закажем, я хоть послушаю, как они звучат. И ансамбль, смотри, разодет как раз.
- Ни в коем случае!
- Почему?
- Они все грустные. Это, знаешь, всегда тоска, печаль...Не клонись-ка ты головушка... И так далее. Давай, эту, про кучері, знаете? - спросил он, снова подходя к ансамблю с тысячерублевкой в руке.
Как-то перебрав в памяти множество известных украинских и русских песен, я пришел к выводу, что по большинству своему украинские песни действительно отличаются от русских, и именно этим: весельем, задором. Не знаю, верно ли это для генеральной совокупности, но для тех, которые, что называется, на слуху, это так. Восточный немец, который занимался прокатом американских фильмов на постсоветском пространстве, обратил мое внимание на то, что, казалось, должно было быть услышанным мною от кого-то другого. И тем более это могло быть предметом уже моей собственной рефлексии, поскольку в самые тяжелые и холодные морозные ночи моей жизни, которые я проводил на постовой вышке колонии строгого режима в Нижневартовске, украинские песни были моим единственным набором саморазвлечения. В некоторых случаях украинская песня была строевой, которую на вечерней прогулке запевали все солдаты, преимущественно азиаты, нашего конвойного батальона. Туркмены и таджики, казахи и узбеки охотно соглашались с таким репертуаром, поскольку, как и Мюллер, чувствовали в этих песнях чаемый задор.
382